27 сентября: Северокорейские солдаты обстреливают американский военный джип в КДЗ. Один американский военнослужащий погиб на месте, ещё один скончался в больнице. Северокорейцы потерь не понесли.

20 июля: Солдаты из 1-го батальона, 32-й пехотного полка Армии США попадают в северокорейскую засаду в КДЗ. Два американца убиты.

29 августа: Джип с американскими военнослужащими подрывается на мине к югу от КДЗ. Три американца погибли, пять получили ранения.

Не всегда везёт солдатам Кима, бывает и такое.

30 октября: Самый ожесточённый бой с момента окончания Корейской войны. Отряд северокорейского спецназа численностью в 120 человек высаживается на пляже в Самчхоке. В ходе многочасового ожесточённого боя с южнокорейской армией 110 спецназовцев погибают, ещё семь сдаются в плен, ещё трое пропадают без вести. Потери южнокорейских сил — 40 убитых солдат и 23 гражданских лица, и 103 раненых, как и семь северокорейцев.

И ещё сотни и сотни маленьких столкновений и перестрелок из-за угла. Три года — это тысяча дней, и почти каждый день гибнут люди с обеих сторон. При этом шлют гробы и на Техасщину, и на Пенсильванщину. Сотни салютов на кладбищах! Сотни свёрнутых красиво звёздно-полосатых флагов вместо сына, отца, мужа.

Есть нюанс. Американские «братья старшие» очень решительно забирают обстрелянных корейцев во Вьетнам. Потому Северной Корее, она же КНДР, противостоят необстрелянные салажата — да ещё у этих недовоинов и оружие под стать. Часть, конечно, вооружена карабинами М14 и штурмовыми винтовками М16, однако многие все же носят устаревшие винтовки M1 Garand. Всё лучшее — во Вьетнам.

Ещё на двести сорок километров границы корейско-американские войска имели 20 танков М48 и 12 вертолётов Bell UH-1 Iroquois. Также воздушную поддержку осуществляла 314-я дивизия истребительной авиации ВВС США. Тут ключевое слово — «осуществляла». Уже далеко на юге «осуществляют».

Всего с Южнокорейской и американской стороны на передовой находились две пехотные дивизии общей численностью до тринадцати тысяч человек. Также на границе имелась 3-я бригада морской пехоты южнокорейской армии численностью около двух тысяч человек. Ещё около тридцати тысяч солдат имелось в резерве в двадцати девяти километрах южнее границы, поблизости от Сеула.

А что у Ким Ир Сена? Получше. Корейская народная армия выставила восемь пехотных дивизий, вооружённых по советскому образцу — ну, и, естественно, за советские деньги. Ещё три мотопехотные и одна танковая находились в непосредственной близости. Кроме этого, в резерве имелась группа из сводных танково-артиллерийских корпусов. Всего около двадцати четырёх тысяч человек на передовой, и около двенадцати тысяч в резерве. И вишенка есть: на границе с Южной Кореей у КНДР было три элитных подразделения спецназа суммарной численностью до тысячи человек, из Разведывательного управления Корейской Народной Армии.

— Вождь, партия и армия едины общей судьбой, делят друг с другом и радость, и горе. Родина — это не просто край, где ты родился и рос. Она должна стать таким местом, где человек живёт настоящей жизнью, где гарантируется счастье грядущих поколений. Родина — это настоящая мать для каждого, колыбель его жизни и счастья. Любить свою нацию, быть готовым защитить Родину — важнейшие качества человека и солдата. На зов Родины и народа надо откликаться не словами, а готовностью к самоотверженному служению им — так относится патриот к Родине и народу. Патриот — то высокое звание, которое дают Родина и народ своими славным сынам и дочерям. В борьбе — жизнь; в жизни — борьба. Один день, прожитый человеком в самоотверженной борьбе за революцию, ценнее и дороже, достойнее, чем прожитые им бесцельно сто или тысяча дней. И сегодня вам выпал этот день. Нам выпал! Вперёд же — и не мы сегодня умрём за Родину! Пусть грязные американские прихвостни и сами американцы умирают. А мы вернёмся с победой, — Великий Вождь махнул рукой, и десятки истребителей и бомбардировщиков полетели, и десятки танков и БМП и БТР зарычали, и десятки тысяч молодых и не очень глоток грянули «Эгукку» — гимн КНДР.

Сияет утро над Родиной,

Богаты недра родной земли.

Пять тысяч лет твоей истории,

Отчизна в три тысячи ли.

Народ наш гордый прославился

В веках культурою древнею.

Родимой землю свою зовём,

Корею к славе мы ведём!

Глава 21

Событие тридцать первое

— Ты знаешь, Юрка попал в больницу.

— Удивительно! Ведь только вчера вечером я видел его с очаровательной блондинкой!

— Вот-вот. И его жена — тоже видела…

Давно было — в той жизни, году в восемнадцатом или в девятнадцатом. Штелле, как на пенсию вышел, стал принимать меры, чтобы не растолстеть, ну и воздухом свежим дышать. Маршрут себе по городу наметил, и каждый день ходил по нему. Выбрал такой, чтобы, чуть не доходя до дома, часы вибрировали и сообщали, что восемь тысяч шагов «хозяин» прошёл. Шёл и в тот день, проходил мимо площади. Утро ещё — но фонтаны уже включили. Присел на скамейку так, чтобы сносимые ветром капельки воды, почти долетали, самым краешком. Часов одиннадцать, а пришпоренное известием о глобальном потеплении Солнце шпарит уже, как в последний день Помпеи.

В тени на соседней, совсем близко стоящей скамейке, сидит бравый, лет тридцати на вид, чуть пузатенький десантник. Бравый-пребравый — голубой берет, аксельбанты, усы, старшинские погоны. Весь в значках — а может, и ордена. Кто их, современные награды, изучал. Здоровенький такой дядя, серьёзный. Сидит, чинно пьёт, с бульканьем и кряканьем, пенный напиток из горла полуторалитровки, и время от времени протягивает её своей уменьшенной копии — тоже усы и аксельбанты, но и брюшка нет, и ростом чуть ниже. Между ними на скамейке сидит сынишка лет пяти:

— Па-ап, а погоны у тебя и дяди Кеши голубые?

— Голубые, сынок!

— А берет у тебя тоже голубой?

— Голубой, знамо дело.

— А ты, пап?

Десантник гыкнул и пивом поперхнулся, дядя Кеша упал под лавку и берцами в воздухе маваши-гири чудан стал исполнять. Батя пену с усов стряхнул и говорит наследнику, эдак сурьёзно:

—А я, сынок, гвардии старшина 345-го отдельного полка.

К чему вспомнилось? Так второе августа 1969 года сегодня. Праздник.

Там, за окнами — война. Может, единственная война Советского Союза малой кровью и на чужой территории.

Война идёт четвёртый день. Никто её не объявлял, и потому по радио Левитан о победах не сообщает, и по телевизору — тоже нет. Петру в Кремлёвку сводки приносят. Стоит товарищ в штатском, но с военной выправкой — в смысле, по стойке смирно стоит, а не уточкой с ноги на ногу переваливаясь, и ждёт, пока «Мироныч» прочтёт. Потом забирает и идёт в соседнюю палату — там лежит Шелепин. Обострение язвы, резать сегодня будут. Пётр, конечно, и Фрейдлиной позвонил, и Франку — должны сегодня обследовать товарища, может, получится медикаментозно исцелить. Без вспарывания генсековского чрева и укорачивания вождистских кишков.

Прочитал. Ничего не понятно. Китайцы затихарились.

Там, на Западе, почти не оказывают сопротивления, так — в парочке военных городков окопались и ждут чего-то. Скорее всего, когда советские танки подъедут — сдаваться будет не стыдно. Танки уже въехали. Кульджу заняли, выбив оттуда десятитысячный гарнизон. Специально оставили дорогу на восток свободной, чтобы не стали «соседи» из себя загнанных крыс изображать. Повелись китайцы: вышли и потопали с техникой и лёгким вооружением. Прямо как в рыцарские времена — с развёрнутыми знамёнами. И не проконтролировали наши. Уйгуры при переправе через мост НОАКовцев его взорвали, а эту дивизию, растянувшуюся на пару километров, обстреляли из всего, что под рукой имелось, даже из рогаток. Ну, это они придумали такой способ лимонки подальше забрасывать. Бойня вышла на зависть! Китайцы огрызались до последнего человека, ведь ни вперёд, ни назад дороги нет, а по флангам — тысячи повстанцев. Китайцы практически всех нападающих положили, всё же обученные солдаты — это не дехкане с рогатками. Пришлось генералу армии Николаю Григорьевичу Лященко, командующему нового Среднеазиатского военного округа, применить авиацию. Помножили дивизию на ноль.